Это была массовая миграция - людей вывозили на грузовиках и автобусах, а дети и чемоданы перевозились в тележках. В начале 1990-х годов, когда Советский Союз рухнул, вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе между Азербайджаном и Арменией повлиял на жизни сотни тысяч людей: их выселяли из домов, большинство по-прежнему живут в подвешенном состоянии и не могут вернуться обратно, потому что конфликт все еще не решен.

Согласно данным Агентства ООН по делам беженцев, к моменту соглашения о прекращении огня 1994 года война унесла более 30 000 жизней, создав более 600 000 внутренне перемещенных лиц (ВПЛ) и около 250 000 беженцев этнических азербайджанцев из Армении. С 1993 года правительство Азербайджана вместе с международными организациями выделили 6,2 миллиарда манатов на социальные нужды ВПЛ и беженцев, включая субсидии на питание, коммунальные услуги и распределение жилья, а также ежемесячное пособие в размере до 36 манатов на человека.

Кроме того, бедность среди перемещенных лиц остается критичной, а жилье - для многих жизненно необходимым. Эвакуированные поселились там, где они могли найти убежище - в школах, больницах, детских садах, библиотеках, заброшенных общественных банях, рушащихся фабриках, библиотеках. Они должны были быть временными приютами, но спустя 25 лет, многие из этих них стали постоянными жилищами.

Сцена

Жизнь Вали Акбарова - это сцена. В буквальном смысле слова. 65-летний самодеятельный исполнитель народных песен никогда не думал, что разрушенная сцена покинутого дома культуры однажды станет его домом. В апреле 1993 года его родной город Кельбаджар попал в руки армянских войск, подтолкнув его к беженству, которое переняло его семью сначала в Тартар, затем в Сумгаит, а в 1995 году в Нагарахану, деревню в муниципалитете города Шемахи, примерно в 122 км к западу от Баку. Однажды они вошли в советский памятник, заброшенный дом культуры.

«Наше непосредственное внимание было уделено образованию наших детей», - объясняет отец четверых, которым теперь от 33 до 42 лет. «Мы преодолели трудности будучи в нищете. Столького отняло у нас беженство».

Семья выживает с 36 манатом пособия ВПЛ плюс 140 манатов пенсии (82 долл. США), которые получает Акбаров. Только два сына по-прежнему живут с ними, из-за финансовых трудностей у него не получилось посватать сыновей.

В здании нет отопления и туалета, а шторы используются для разделения жилых помещений - кухня находится в партере, обеденный стол на сцене. Отбросы и дров собирают в лесу, чтобы нагреть место жилища, хоть и с небольшим результатом.

«Здесь холодно, мы сидим в пальто, так как здесь в течение девяти месяцев года как зимой. Мы готовим там, где зрители сидели, а едим на сцене. Была ли жизнь такова в Кельбаджаре? Оставлять свое родное место не очень хорошо. Я не желала бы этого даже врагу».

Мечта вернуться домой, - это то что держит Акбаровой на ногах, говорит она. «Мы не в чужой стране, Шемаха тоже наша, но Кельбаджар был нашей родиной. Мы так много потеряли, но я перенесла бы все это, если бы  увидела Кельбаджар заново».

Завод

В советские времена завод №3 в Дарнагюльском районе Баку производил бетон, предоставляя работу сотням в этом районе. После Советского Союза завод перестал работать, а заново возродилось с карабахской войной и стало убежищем для внутренне перемещенных лиц. В конце 2000-х годов плотники и кузнецы открыли маленькие мастерские на большой площади завода. Эти мастерские шумные и грязные, и их дым распространяется по всему району, проникают в самодельные комнаты и легкие жителей.

Дом, в котором живет Хаяла Давудова, не совсем то, о чем она мечтала. Семья из шестерых, в том числе четверо детей живут на заводе в хижине, площадью 25 квадратных футов.

«Мы все страдаем от невроза в юном возрасте. Мы должны кричать, чтобы слышать друг друга, нас так много...»- говорит 27-летняя женщина, родом из Агдама, являющийся городом-призраком на сей день. «Мы не хотели покидать наши дома, а были вынуждены. Иногда я думаю, что было бы лучше остаться в Агдаме и умереть там».

В отличие от Давудовой, мечта Фиялы Ахмадовой - просто уйти. Как и многие из 70 жителей, 25-летняя девушка родилась на фабрике, это все, что она знает.

«Когда я навещаю кого-то, живущего в нормальном доме, или когда я вижу настоящий дом по телевизору, я ненавижу себя, свою жизнь. Мне жаль, что я родилась в такой мир. Никто не заслуживает этой жестокости».

Общественная баня

Влажный запах у входа встречает вас как пощечина. 11 семей, живущих в старой общественной бане, десятилетиями и изо всех сил пытаются справиться с этим тяжелым и удушливым запахом.

В бане № 59 в поселке Пута в Лёкбатане, пригороде столицы, проживает около 60 человек из разных уголков Нагорного Карабаха - Физули, Агдам,

Кубатлы и Лачин. Бетонные комнаты хаммама знают три поколения бездомно-рожденных детей. Между комнатами проходит канализационная линия. 

«Так сильно воняет, особенно, когда ветрено. Мы покрыли его ковром, но этого недостаточно, чтобы остановить запах», - сетует 64-летняя Рафига Аскерова, которая изо всех сил борется каждый день с тараканами и мышами. «Сегодня в нашу комнату вошла большая змея. Она еще не вышла оттуда, где-то скрывается. Будьте осторожны, говорят, что змеи любят гостей», - шутит она.

Она из деревни Курдлар, юго-западной части Физули. Говорит что превратились в беженцев с 1993 года, бродили повсюду в поисках убежища.

«Сначала мы жили в Бейлагане, в здании возле хлопковых полей, затем переехали в деревню в Масаллы. Затем мы пришли в Гаджигабул и, наконец, в 2003 году к этой бане. Это место убивает нас». 

В 2013 году Аскерова потеряла 25-летнего сына. Влажность заразила его легкие, и он заболел туберкулезом - через несколько месяцев болезнь также унесла жизнь мужу Аскеровой.

«Теперь это в легких моего внука. Это из-за влажности, бетона и холода. Многие здесь умерли от туберкулеза», - утверждает она.

Фахрия Ахмедова была ребенком, когда ее семья покинула Лачин. Никаких воспоминаний о семейном доме у нее нет, единственное, что она помнит, - это страх, который испытывала.

«Если вы спросите меня, какая разница между местами [как этот хаммам] и настоящим домом, я не могу сказать», - она говорит.

«Я жила 5 лет в Бейлагане в палатке, 10 лет в Барде в школе, в больнице, а теперь в Локбатане в бане. Если спросят, в чем разница между этими местами и настоящим домом, не могу ответить. Мои воспоминания о доме состоят из случайных мест, не настоящих домов. Я чувствую себя старой и измученной. Хочу, чтобы моих детей не постигла та же участь, что со мной. У одного уже обнаружили туберкулез».

Ему девять лет.

Скитания